И ужин в тот вечер лишний раз напомнил об этом. Цезарио пригласил Джесс в один из тех маленьких эксклюзивных ресторанчиков, где она казалась явно плохо одетой по сравнению с другими женщинами. К тому же она никак не могла сообразить, чем надо есть то или иное блюдо. У нее и сейчас начинали гореть щеки, когда она вспоминала, что ела десерт ложкой, а не вилкой, как Цезарио.

Но пиком всего стало его предложение провести с ним ночь. И это после одного-единственного поцелуя! Судя по всему, Цезарио ди Сильвестри при ухаживании времени даром не терял! Джесс это возмутило. Неужели он считал ее такой доступной пустышкой, думая, что она способна отправиться в постель с мужчиной, которого едва знала?

Поцелуй, конечно, был необыкновенным... Но то чувственное удовольствие, которое ей доставил Цезарио, только еще больше убедило ее не повторять этот опасный эксперимент. Здравый смысл подсказывал ей не заводить роман с богатым ловеласом. Такие неравные отношения не могли принести ей ничего, кроме горя. И пример тому был в ее собственной семье. Если бы она провела ночь с Цезарио, то, скорее всего, просто пополнила бы его счет очередной одержанной победы, и это стало бы концом их отношений.

Джесс давно уже ни с кем не встречалась, чтобы не осложнять себе жизнь. Хотя последнее время стала жалеть об этом. Она еще подростком обожала детей и мечтала, что когда-нибудь и сама станет матерью. Теперь; когда ей исполнилось тридцать, Джесс старалась как можно чаще навещать семью брата, считая, что своих детей у нее уже не будет...

Понимала Джесс и другое: во многом ее привязанность к животным являлась своего рода замещением нереализованного материнского инстинкта. Одно время она даже хотела родить себе ребенка и без мужа, но ее пугала перспектива стать одинокой матерью, вынужденной целыми днями пропадать на работе. У ребенка должны быть и мать и отец...

Такой сценарий Джесс осуществить не по силам, а взваливать весь груз на плечи своего отца она считала нечестным...

На следующее утро, приехав на работу, Джесс первым делом зашла в операционную, проведать единственного своего пациента — кота с больной печенью. Сделав необходимые процедуры, она занялась вновь прибывшими. Среди них были: золотая рыбка в банке, уже дохлая, собака с несколькими ранами на голове и голый как коленка, но совершенно здоровый попугай.

Почти всю ночь Джесс провела без сна, думая об отце. Ее мать так и не позвонила, а это означало одно: Роберт ей и сегодня ничего не рассказал. Мать и дочь всегда были очень близки, и сердце Джесс обливалось кровью, предчувствуя ее боль, когда та все узнает.

И вряд ли разговор с Цезарио мог что-то изменить. С другой стороны, разве не обязана дочь использовать даже малейший шанс помочь своей семье?

По вторникам у Джесс был плановый осмотр лошадей в конюшнях Холстон-Холла. В поездках ее всегда сопровождали несколько собак. Разделив своих питомцев на две группы, она по очереди брала их с собой. Сегодня была очередь Джонсона — трехногого одноглазого колли, искалеченного фермерским трактором, Дози — гончей, страдающей нарколепсией и способной заснуть где угодно, и Хагса — огромного волкодава, который становился очень беспокойным всякий раз, когда Джесс надолго исчезала из его поля зрения.

Стоило Цезарио увидеть трех разношерстных собак у входа в конюшню, как он уже знал: Джессика Мартин здесь. Он улыбнулся знакомой картине, как всегда удивляясь, зачем она обременяет себя теми, кого отвергли другие? Менее презентабельную компанию трудно было себе и представить. Огромный волкодав скулил и капризничал, как переросший ребенок, гончая уже успела заснуть в какой-то грязной луже, а колли всякий раз испуганно жался к стене, когда рядом проезжала чья-нибудь машина.

Старший конюх, увидев хозяина, поспешил ему навстречу. Глубоко посаженные глаза Цезарио, скользнув по нему, остановились на маленькой фигурке женщины, склонившейся над ветеринарной сумкой.

Классической чистоты профиль Джессики Мартин доставлял Цезарио больше удовольствия, чем профиль на портретах Мадонны эпохи Ренессанса. У Джессики были изящные, но четкие черты, нежного цвета, словно взбитые сливки, кожа и соблазнительно изогнутый рот — мечта любого мужчины. Но самым главным достоинством ее лица были необычайно светлые — как серебро — глаза и вьющиеся темные волосы, собранные сзади в хвост. Она никогда не пользовалась косметикой и не носила ничего более женственного, чем джинсы и свободные жакеты. Тем не менее плавные линии ее хрупкой фигуры неизменно приковывали к себе взгляд.

Сейчас на ней были выгоревшие бриджи, ботинки на толстой подошве и поношенный жакет, который стоило бы выкинуть еще несколько лет назад. Одним словом, полный контраст тому, что Цезарио привык ценить в женщинах. Он всегда был перфекционистом, а успех в делах и у противоположного пола только усилил эту склонность. Цезарио нравились ухоженные, хорошо одетые женщины, и каждый раз, встречая Джессику Мартин, он неизменно удивлялся: почему же его так тянет к ней? Может, дело в том, что однажды она сказала «нет» и предложила ему принять холодный душ? А ведь их влечение было взаимным, он знал это. Цезарио видел, как она посмотрела на него во время ужина, а потом весь вечер избегала его взгляда. Может, какой-нибудь мужчина отбил у нее охоту к любви? Или же причина была в чем-то другом?

Но ничего из этого не могло охладить пыл Цезарио, когда он смотрел на ее плотно обтянутые бриджами бедра. Сорвать бы с нее всю эту нелепую одежду, и она была бы совершенством! Он почувствовал знакомую тяжесть внизу живота.

От зрительного наслаждения Цезарио мгновенно перешел к отчаянию — его никогда не могло удовлетворить одно созерцание. Созерцание без обладания — это не для него! «Черт, эта девушка совсем не моего типа!» — напомнил он себе, вспоминая их ужин. Тогда она надела мешковатое черное платье и едва выговорила пару слов за весь вечер. Вот и сейчас Джесс до последнего будет делать вид, будто не замечает его!

Джесс чувствовала себя парализованной в присутствии Цезарио. Она развила такую бурную деятельность, стремясь все успеть к его приходу, что едва не пропустила высокий звук мотора «феррари». В то время как все ездили по сельскому бездорожью на высоких джипах, Цезарио и здесь отдавал предпочтение дорогой спортивной машине.

Джесс медленно повернула голову и посмотрела на него. Цезарио разговаривал с Доналдом Перкинсом.

Она знала Цезарио уже два года, и тем не менее его непринужденные манеры и стиль до сих пор производили на нее впечатление. За исключением небольшого шрама на виске, в его внешности не было никаких изъянов, и это лишний раз напоминало Джесс о ее собственных недостатках. Цезарио ди Сильвестри был выше шести футов, сложен как атлет и даже в повседневной одежде выглядел настолько элегантно, что казалось, он сошел с обложки модного журнала. Приталенный силуэт льняного костюма-двойки подчеркивал его широкие плечи, узкие бедра и длинные сильные ноги. Черные, слегка волнистые волосы, позолоченная средиземноморским солнцем кожа, чувственно изогнутый рот так и притягивали к себе взгляд. Стоило раз увидеть его лицо, как хотелось смотреть на него снова и снова.

Опустив голову, Джесс вернулась к своему занятию. Да и что она собиралась ему сказать? Роберт по-прежнему оставался на свободе, а значит, его роль в ограблении еще не была установлена.

— Джессика...

Ее щеки порозовели. Цезарио был единственным, кто называл ее полным именем.

— Мистер ди Сильвестри...

Наконец-то ей удалось это выговорить, не запинаясь на каждом слоге. Тем не менее она по-прежнему отказывалась называть его по имени, предпочитая сохранять дистанцию.

Перкинс спросил ее совета насчет жеребца с растяжением связок, которому плохо помогали холодные компрессы. Солджер был очень ценным жеребцом, и Перкинсу нужно было сразу послать за ней, чтобы назначить противовоспалительное. Но Джесс решила промолчать, не желая делать замечание в присутствии Цезарио.